Интересно все-таки, раньше я никогда не обращал внимания на небо. Ну, небо и небо. А сейчас я открыл его для себя.
Небо спокойно смотрело на нас и подмигивало сотнями глаз-звезд. Небо и улыбаться умеет. Когда на нем месяц, оно улыбается. Ведь месяц похож на улыбающийся рот, правда? Не верите, посмотрите когда-нибудь.
Я заснул.
Дядя Сева разбудил нас на самой заре.
Река была окутана паром. Я никогда раньше не видел рассвета на реке. Не видел реки в пелене тумана, не видел встающего солнца, не видел травы, унизанной ожерельями росы. И никогда не дышал таким воздухом.
Все просыпалось вокруг: деревья, вода, трава, земля и ручей…
На востоке поднималось солнце. Огромное солнце выходило словно из земли. Оно вставало за деревьями, такими искрящимися, с четкими черными стволами.
Над водой закружились сотни вертолетов — стрекоз. А река дымилась, словно отдавая холод, накопленный за ночь.
— Пусть всегда будет солнце… — потихонечку напевал Мишка, разматывая удочку.
Хорошо, что оно светит. Да еще как светит!
Хорошо, что оно веселое. Да еще какое веселое!
Главное — мы его видим каждый день. И оно никогда не прогуливает, не то, что мы!
Раньше я никогда не обращал внимания на солнце. Светит — и ладно. А сегодня заново открыл его для себя…
Опять пошли пескари. Даже дядя Сева не мог ничего поймать, кроме «этих проклятых пескарей», как он сказал.
И он опять от нас убежал на свое вчерашнее место.
Мы с Мишкой переглянулись и тут же двинулись за ним.
Дядя Сева остановился на голом, открытом берегу, изрытом коровьими копытами. Река внизу была желтая, загадочная. Она закручивалась десятками воронок и кружила в водоворотах юркие щепки.
Дядя Сева сделал длиннющий отпуск, наживил свежего червяка и закинул подальше от берега.
Мы с Мишкой сделали то же самое.
Течение быстро снесло наши лески, и мы все трое перезакинули удочки.
И снова течение снесло их. И не было ни единой поклевки.
И опять мы перезакинули.
Так мы трудились часа два. И все без толку. Даже надоело.
А потом…
Мишкину удочку согнуло чуть ли не пополам.
— Тяни, тяни! — командовал Мишка сам себе и бежал по берегу, боясь, что рыба порвет леску.
— Дядь! — взмолился он.
Дядя Сева даже не обернулся:
— Сам тащи. Приучайся самостоятельно.
Мишка вылетел на открытый песчаный берег и решительно потянул удочку к себе. Из глубины вынырнул широченный лещ и бешено заплескался. Но Мишка дал глотнуть ему воздуха и, стараясь, чтобы голова леща не скрылась в воде, осторожно подвел его к берегу. И с размаху плюхнулся на него. Только брызги полетели.
Крепко прижав леща к груди, Мишка подальше отбежал от берега. Он прыгал с лещом в руках в густой траве и орал как бешеный:
— Поймал! Поймал! Сам поймал!
— Тихо! — гаркнул дядя Сева. — Рыбу распугаешь!
Мишка сразу притих. Быстро отнес леща к нашему стогу и закинул удочку точь-в-точь на прежнее место.
Внезапно мой поплавок лег набок, полежал так секунду, словно ему начхать на течение, и… скрылся под водой.
— Клюет, — зашипел дядя Сева.
Но я выждал немного — поплавок все не появлялся — и с силой подсек. Дальше все было, как у Мишки. Боясь, что рыба оборвет леску, я бежал по берегу и умолял дядю Севу помочь, а он отказывался. Долго выводил леща на песчаный берег, дал ему глотнуть воздуха и плюхнулся на него грудью.
…Мы возвращались домой.
Каждый нес на длинном пруте здоровую рыбину. Мы с Мишкой — лещей, а дядя Сева — сазана.
Вот ахнет мама, когда увидит наш улов. Теперь она запросто будет отпускать меня на рыбалку с ночевкой. Даже без взрослых.
Солнце стояло высоко-высоко над головой…
Наш четвертый «В» почему-то считался самым отчаянным, хотя там отчаянных-то раз-два и обчелся: Мишка да я. Даже Галка этого не оспаривает. Еще бы! Кому, как не нам с Мишкой, всегда за что-нибудь попадает! То мне, то ему. Особенно ему!
Мы возвращались из школы втроем: Галка, Мишка и я. Мишка шел в середине. Слева — Галка с портфелем, справа — я с портфелем. А у Мишки портфеля нет. Отобрали. Во второй раз!
До самого вечера мы бродили по городу и все думали, что ему теперь делать.
— Я домой не вернусь! — сказал Мишка.
— А куда же ты пойдешь? — спросила Галка.
— Не знаю…
— И правильно. Я бы на твоем месте, Мишка, в Сибирь махнул, — оживился я. — Тайга-а! Избу бы построил или хижину. Охотился бы. Или на Братскую ГЭС, а? Свобода! А?
— Плетешь ты, — возмутилась Галка. — Думаешь, по-братски встретят? Профессия у него есть? Ружье есть? Деньги есть?.. Да и маленьких туда не берут!
— Какой же он маленький! — возмутился я. — Он в классе самый длинный. Даже Блямбу из седьмого «А» догонит!
— Хватит вам, — сердито оборвал нас Мишка.
Я вынул из-за пазухи фонарик и стал светить им в разные стороны, выхватывая лучом лица прохожих.
— А знаешь, — сказал я, — он может в саду на лавке спать. Как безработные в Америке. Видал в последнем «Крокодиле»? Только они газетами укрываются, чтоб не холодно.
— Сам спи под газетами! — не выдержал Мишка и снова замолчал.
— Ты все-таки… зайди домой… Может, обойдется? — неуверенно сказала Галка.
Мы подошли к нашему дому, и Мишка внезапно решился: